Едва лик Солнца отвернется, восстанет тьма и зло вернется. Кто в Тьму дорогу проложил, тот до рассвета не дожил. Лишь древа Иггдрасиль листва избавит вас от колдовства, Два лезвия и две змеи дверь пополам пересекли, Лишь тот, кто видит связь времен, от зла на время защищен, Безмолвный лик и чуждый взор развяжет времени узор. Последний раз встает светило, весь мир – огромная могила. Кто ткань времен разрезать может, изменит все и всем поможет. Как мира целого мольба исполнится твоя Судьба. Рукопись Войнича. Последняя страница.
Мы не выбираем судьбу, это судьба выбирает нас. И все что бы мы не делали в жизни – все происходит согласно глобальному сценарию, написанному задолго до нас. В конечном итоге – мы игрушки в руках затейницы-Судьбы, фигурки на ее шахматной доске. Я понимаю, что от жизни одного человека ничего не зависит, но та шахматная партия, где Судьба играет с Историей, а я лишь пешка в их игре – продолжается. Наверное, потому я до сих пор жив.
Колумбия. Высокогорное плато Кундинамарка. Вне времени.
Тонкие кружева дыма с горьковатым ароматом цветков араукарии неспешно витали в воздухе, наполняя помещение терпким пьянящим ароматом. Небольшое каменное помещение с длинными оконцами сейчас освещалось лишь огнем жировых светильников. Горящее ароматное масло растекалось по каменным желобкам и нишам вдоль стен. Этот примитивный способ освещать помещения был известен многим древним народам и не только в ближней Азии, Египте и Греции, но и древним ацтекам, майя и инкам. На полу лежали пятнистые оранжево с черным шкуры ягуаров, с невысокого каменного ложа небрежными складками свисало пестрое шерстяное одеяло, в изголовье лежали небольшие валики. Такие валики, набитые ароматными травами и цветами обычно использовались вместо подушек. В центре помещения находился низкий деревянный стол, на котором стояли глиняные плошки с горящим маслом, небольшие кувшинчики и плошки, прикрытые кусками ткани, пучки ярких птичьих перьев, вываренные добела черепа птиц и мелких рептилий, россыпь черных осколков обсидиана, высушенные цветки и пучки травы… На шкуре ягуара безвольно раскинув руки лежало тело человека. Голое мускулистое тело было иссечено и изрезано, засохшая кровь спеклась корками на коже и в ранах на бедрах и плечах. Массивные кровоподтеки на груди и боках были черно-фиолетового цвета, совершенно очевидно, что ребра там были частично переломаны. Но, тем не менее, человек был жив, хоть и дышал слабо. Рядом с ним подогнув под себя ноги, сидела длинноволосая девушка в травяной юбке. Ее густые черные как смоль волосы были небрежно подхвачены сыромятным ремешком, тяжелая грудь с острыми сосками была прикрыта лишь бусами. Косточки птиц и мелких зверей, вулканическое стекло, камешки, разноцветные лоскутки и кусочки дерева, нанизанные на нить, свивались в сплошное ожерелье, которое негромко шелестело при каждом ее движении. Умащенная маслами смуглая кожа блестела в свете огня светильников, на плечах и лице был нанесен какой-то сложный орнамент. Она была довольно юной, не старше 16-18 сезонов дождей, как говорили в сельве. В одной руке она держала человеческий череп, наполненный черной жидкостью, в пальцах второй она сжимала птичье перо, которым рисовала на теле мужчины непонятные символы, руны и рисунки. Вязью неизвестных рун она уже покрыла голени, бедра и живот раненого. Индианка негромко мурчала что-то, протяжно и в разной тональности, повторяя один и тот же звук. Она пережевывала травяную жвачку и периодически откладывала перо, чтобы натолкать в раны на груди и плечах пережеванную траву. Она действовала неторопливо и спокойно, ничто не прерывало ее священнодействие уже много часов подряд. Солнце успело дважды встать, чтобы осветить теокали Золотого города и снова склониться к закату. Когда птичье перо коснулось виска мужчины, он вздрогнул и открыл глаза. Несколько секунд он бессмысленно смотрел вверх, потом лицо его исказилось гримасой боли. Едва разлепив губы, он прошипел что-то явно ругательное, потом тихо застонал. Индианка лишь на секунду прервала свое занятие, потом перо вновь начало выводить символы на его коже. -Я тебя знаю. – прошептал раненый еле слышно. – Ты Иш-Таб. И я был здесь раньше. - Да, теуль. – индианка согласно кивнула. – Ты был здесь недавно. - Это было пять лет назад…- Шон сделал попытку пошевелиться, но вспышка боли едва снова не погасило его сознание. -Лежи смирно, теуль. – индианка положила ладонь на его лоб и боль, терзавшая тело и разум медленно стали растворяться. Ни думать ни тем более двигаться не хотелось, охватывало равнодушие, покой и какой-то пофигизм. Он безмерно устал. Хотелось раствориться в этом ароматном дымке, забыть все и вся. Забыть все, что произошло там…под землей на базе…Но память не думала угасать или услужливо исчезать. Наоборот, все помнилось до последнего мгновения, так словно произошло только что. -Как я сюда попал? Я уже мертв? - для Шеридана это сейчас казалось самым разумным объяснением происходящего. Индианка легко поднялась на ноги, отложив перышко и череп, взяла со стола обсидиановый нож и подошла к плетеной из прутьев клетке-корзине. Запустив внутрь руку, она вытащила птицу. Шон узнал в ней обычную паламедею, чем-то похожую на привычных нам уток или гусей. Быстрым движением ножа Иш-Таб перерезала птице горло и подставила под разрез глиняную плошку, наполняя ее до краев свежей кровью. - Тебя принес Древесная Ящерица. – отозвалась индианка. Она насыпала в плошку с кровью какие-то толченые травы, размешала и попробовала на язык. - Сюда? – Шон слабо рассмеялся. – Старик едва ходил, когда я видел его в последний раз, а ты говоришь – принес. – Он закрыл глаза, борясь в слабостью и головокружением. Говорить было утомительным занятием сейчас. – Так и скажи, что я подох там…а это мой ад, или рай…или чистилище…или как там у вас индейцев. -Если бы ты умер, стала бы я делать ритуал. – Иш-Таб пожала плечами. Насыпав еще какой-то толченой сухой травы в чашку и размешав пальцем, она подошла к Шону и приподняв ему голову, поднесла чашку к его губам. -Пей и не думай, и не спрашивай. Шеридан не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел. Тело почти не слушалось его. Каждая мышца изнывала от боли, ему казалось, что все кости в теле раздроблены. Раскрытые раны саднило от боли. Послушно разлепив губы, он позволил жуткому содержимому чашки влиться в глотку. Первые позывы на тошноту он подавил усилием воли и проглотил все, что попало в рот. Какая собственно теперь разница, что пить. По собственному убеждению он все же считал себя уже мертвым. От этого стало на удивление спокойно на душе. Наверное, он уснул или вновь потерял сознание, потому что открыв глаза вновь, понял что за стенами древнего храма уже царит день. С неким удивлением Шон отметил, что боль почти ушла, оставив в теле лишь тупую тяжесть и зуд. Иш-Таб рядом не было. Шеридана это не удивило и не расстроило. Ему было все равно. Равнодушно и отстраненно Шеридан рассматривал свои руки и торс, сплошь изрисованные руническими символами и иероглифами. Резаные раны на плечах, животе и спине сейчас были тщательно ушиты тонкими нитями из жил животных. Костяная игла с остаткам такой нити сейчас лежала на столе среди прочего колдовского хлама. Он попробовал встать и с пятой попытки ему это удалось. Покачиваясь от слабости, он стоял, опираясь рукой на стену и смотрел через оконный проем вниз. Золотой город был виден с вершины теокали как на ладони. Разумеется, он узнал это место, хоть был тут всего один раз. Сейчас он находился в храмовом комплексе на вершине самой высокой пирамиды города. Это был храм богини Иш-Таб, богини самоубийц для майя. Ацтеки же почитали ее как богиню зла и ночных теней. Чтобы дойти сюда в прошлый раз, ему потребовалось идти по сельве три дня и еще сутки подниматься на высокогорное плато, а затем спускаться в эту долину с высоты более 50 метров. И не было никаких разумных и логических объяснений, как он попал сюда – за тысячи миль от карельской тайги, в сердце амазонской сельвы в древний город, о котором знали лишь двое – он сам и его давно умерший напарник Вальтер. Да и сама Иш-Таб…кто она? Такая же как норны, живущие у подножия древа на хуторе ведьм? Урд, Скульд, Верд и их малолетняя сестра Кира-Макошь. Еще не так давно Шон не смог бы поверить в эти сказки, но… Сумеречные клинки изменили его и Ивана сразу и навсегда. Вера в чудо всегда топталась на пороге его сознания, и тонкий барьер между реальностью и мистикой был разрушен, когда они очутились на хуторе ведьм в Карелии. Теперь он знал, что за границей реального мира есть еще один, наполненный мистической силой и легендами древнее христианства и мусульманства, старше буддизма. Древние пророчества и проклятия никогда не утрачивают своей силы. Они лишь ждут своего времени, что бы исполниться. Верить в них или не верить ваше право. Шон поверил. От голода и слабости мутило, он вернулся и лег обратно, завернувшись в шкуру ягуара. -Что будет дальше? Зачем я здесь? – подумал он, закрывая глаза. Перед внутренним взором застыла последняя картинка, виденная им перед смертью. Напарник и брат Бедствие лежащий бездыханно на полу рядом с ним. Его бледное и решительное лицо, расширенные черные зрачки и взгляд в никуда…лужа крови на полу и сумеречный клинок, зажатый в ладони. -Где ты сейчас, братка…в каком раю? За что нам такое досталось? – печаль и горестное осознание проигрыша на миг кольнули сердце. Они не смогли, не одолели противника тогда, да и не было у них ни единого шанса выстоять против Зиверса. Ибо не человеком он был, но кем? -Уже не важно. – вяло подумал Шеридан, погружаясь в сон.
Сколько времени он провел на вершине пирамиды, сложно было сказать. День сменялся ночью, иногда дня не было вовсе, и ночи тянулись бесконечно долго, и всегда полный диск Луны висел над Золотым городом, освещая его теокали своим призрачным светом. Раны медленно затягивались, превращаясь в тяжистые рубцы, а рунические рисунки на коже бледнели, пока однажды не исчезли совсем. Иш-Таб поила его кроваво-травяным терпким настоем, и вкус его уже не казался таким мерзким как в первый раз. Шеридан окреп и можно сказать излечился, чего нельзя было сказать о его душе. Он все еще пребывал в состоянии равнодушия и вселенского пофигизма. Все вокруг было серым и неинтересным, даже гибкое полунагое тело молодой индианки не вызывало в нем интереса, равно как и прочие вещи. -Где мой нож сейчас, тот самый демонический, сумеречный? – спросил он однажды у индианки, наблюдая, как она в очередной раз размешивает птичью кровь в чашке и подсыпает туда траву. Сумеречника при нем сейчас не было, клинок не вернулся, как бывало обычно. Означало ли это, что демон оружия покинул его? Скорее всего так. Тем более что демоническая метка, проступившая тогда на плече, теперь исчезла. -Там на столе. – она небрежно махнула рукой в сторону единственного стола в помещении. - Не ври, его там нет. – он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на стол. -Сам посмотри, теуль, зачем мне врать. Они там оба. Шон приподнялся на локте и недоверчиво взглянул на девушку, потом перевел взгляд на стол. Оба клинка лежали на столе, среди всякого колдовского хлама и посуды. Разумеется, еще минуту назад их там не было, но стоило Шону поинтересоваться их судьбой, как ножи, причем оба сразу возникли из небытия. Он откинулся на спину и тупо уставился в потолок. Через пару минут размышлений он сказал. -Забери их себе, спрячь как тот хрустальный череп, подальше. Ты же умеешь, я знаю. -Если ты так хочешь, то заберу, но имей ввиду, что ты уже не властен над оружием, как и дух оружия не властен над тобой. -Надо же.- Шон даже улыбнулся. – В смерти есть хоть какая-то польза. -Ты не умер, теуль. Когда ты это поймешь, наконец. – Иш-Таб протянула ему чашку с кровавым супом. – Скоро ты сможешь уйти отсюда. -Ну да. – усмехнулся Шеридан. – Побег из чистилища. -Древесная Ящерица будет ждать тебя в новолуние у водопада. Ты знаешь, где это. -Ага. –Шеридан отхлебнул из чашки терпкого пойла. Вкус сегодня был другим. – Учитывая, что здесь всегда полнолуние, старик будет ждать меня до следующего пришествия. - Свои ножи заберешь с собой, этим двоим – Камио и Марбасу - не место в моем доме. – властным и внезапно грозным голосом сказала Иш-Таб. В глубине ее глаз блеснул огонь. В храме вдруг стало темно и мрачно, а огонь в светильниках погас. – Не забывай кто я и кто ты! Если не уберешься отсюда к новолунию – в мир живых тебе уже не попасть никогда. Больше она не появлялась, а в следующую ночь Луна пошла на убыль. Вернулись голод и ночной холод, а светильники теперь приходилось зажигать самому. В дальнем углу храма Шеридан нашел свою одежду – спекшийся от крови зимний камуфляж, закорузлое от грязи и крови исподнее и зимние ботинки. Выстирав в ручье свой шмот и высушив его на солнце, он наконец оделся. По мере того как убывала Луна в небе по ночам, крепла и росла уверенность, что он все ж не помер. Тело обрело былую силу, а здоровый голод гнал его на поиски еды. К клинкам он не прикасался, опасаясь, что древняя сила оружия проснется при контакте. Теперь приятно было ощущать себя хозяином своего тела и разума, а воспоминания о том, что показывал ему демон оружия, теперь пугали. Память не исчезла, хотя Шеридан надеялся все забыть. Более того, кристально четко он помнил, что творил и в синагоге, и на корабле, и вообще все. Шон не корил себя, и не внимал мукам совести. Что было то было, и кто больше был виноват – демон или он сам – сказать было невозможно. Кровь десятков людей на его руках и с этим уже ничего не сделаешь. Он сам позволил злу проникнуть в душу и не искал теперь оправдания или раскаяния. Все, что теперь оставалось – вернуться туда, откуда все началось. Не зря Кира сказала ему тогда, в промерзшем насквозь доме на заброшенном хуторе. -Ты и он, - пальчик девочки указал на Ивана, - сможете менять свою Судьбу и Судьбу всего мира. Надо просто взглянуть назад и увидеть то место, в котором начались необратимые изменения. Увидишь и поймешь это – сумеешь исправить.
-Я не пешка. – Шон с нетерпением каждую ночь смотрел на Луну на небе. – Я ферзь. И теперь мы сыграем эту партию иначе. Даже если придется играть в одиночку.
Утром следующего дня после новолуния он поднялся на скалу к вершине водопада. Он не оглядывался назад, зная, что Золотой город сейчас исчезнет в туманной дымке и густая растительность снова накроет вершины теокалей вуалью невидимости. Оба сумеречных клинка сейчас лежали в подсумке, завернутые в кусок ткани. Оружие было молчаливо, Шон не ощущал ровным счетом ничего, и все, что подарил ему тогда демон, исчезло вместе с ним самим.
Дымный костерок вяло чадил, трепещущие язычки пламени лениво лизали древесину, вот-вот грозя совсем затухнуть. Дым стелился над деревней, застревая в кронах деревьев, лианах и крышах хижин, покрытых травой и листьями монстеры. Ссутулившись, старик сидел у огня, скрестив ноги, его худощавое лицо в неверных отблесках пламени сейчас казалось бесстрастной маской ацтекского божка, вырезанной из красного дерева. Подбросив в огонь куски мшистой коры, Шон поворошил угли палкой. Огонь заплясал ярче. Вся деревня давно погрузилась в сон, и лишь они вдвоем сидели у огня, продолжая свой неторопливый разговор. Древесная Ящерица как всякий житель сельвы не терпел суеты, а в силу возраста был еще и неспешен. Шеридан предполагал, что старому индейцу лет 70, а может и того больше, сам же Древесная Ящерица с его слов не вел счет своему возрасту. Ночь была душной и жаркой. Где-то вдалеке слышалось тревожное щебетание обезьян, разбуженных охотящимся ягуаром. Далекий голос хищника, низкий переливистый рык зверя оглашал замершую и напряженно притихшую сельву, лишь цикады неумолкая трещали, наполняя ночь звуками жизни. Старый шаман вынул из кожаного мешочка на поясе высушенный кокаиновый лист и протянул его Шеридану, потом отправил себе в рот еще один листочек поменьше. Наемник взял листок и по примеру шамана начал жевать его. Неторопливость индейца передавалась и ему, ночь казалась бесконечно длинной, как и их разговор. -Кто она, эта Иш-Таб? – откинувшись на спину, Шон с наслаждением пережевывал горьковатый лист и сглатывал обильную слюну, наполненную соком и наркотиком. Сейчас он смотрел вверх, где в ночном небе метались летучие мыши, хватая насекомых, привлеченных светом огня. Разум был на удивление кристально чистым и ясным, а в душе царил редкий покой. -Моя внучка. – спустя некоторое время ответил старик. У него вообще была такая манера, отвечать спустя время, когда с точки зрения белого человека приличествующее время для ответа истекло. Шон приподнялся на локте, молча взглянул на невозмутимого старика, потом лег обратно на спину, вперив взгляд в чернеющий небосвод. Что ж… Вот так вот просто и легко ломаются границы реальности, а мистика перестает быть пугающей. Еще не так давно, Шон бы не поверил старому шаману, списав его слова на стариковский бред слабоумия или неточности перевода с языка чибча на английский, но теперь… После того, что он увидел и во что поверил в заснеженной Карелии несколько месяцев назад… промерзший хутор…колодец… маленькая босоногая ведьма Кира, плетущая венки из одуванчиков прямо посредине зимы…Иггдрасиль и то, что было под ним…и та дверь в никуда в доме, которую он открыл для Киры… Границы реальности сдвинулись тогда, теперь они рушились прямо на глазах. Шеридан понимал, что теперь индеец более откровенен с ним, потому что отлично понимает, кем он стал. Видимо, Шон достиг того предела, за которым начиналась правда. Время откровений пришло. Вероятно, что старый шаман вовсе не человек, а некто вроде тех ведьм, живущих у корней древа Иггдрасиль от начала времен. Но уточнять это Шон не решился. Наемник понимал сейчас, что задавать можно лишь нужные вопросы, глупое и праздное любопытство было не к месту. -Этот амулет, который ты дал мне, - Шеридан прикоснулся к своему плетеному браслету на запястье. – Я избавился от него однажды, считая, что могу сам справиться со злом в себе. А потом маленькая шаманка вернула его мне, совершенно в другом месте и в другое время. Зачем? Вытащив из кожаных ножен острый охотничий нож, индеец молча взял Шона за запястье и поддев браслет концом лезвия, ловко срезал его и бросил в огонь. Пламя начало пожирать истертые кожаные ремешки, пропитанные кровью, потом и грязью, в воздухе завоняло паленым. -Вот так уходит прошлое. – концом ножа Древесная Ящерица указал в огонь. - Отпусти его легко и быстро. Ты не в силах избавиться от того, что внутри тебя, и тебе стоит с этим мириться. Ты был таким с самого начала, но блуждал в сумерках неведения. Ты был рожден для этой войны. -Какой войны? – Шеридан не отрываясь смотрел в огонь. -Войны богов. – кратко ответил шаман, пряча нож в чехол.
Вот теперь Шон растерялся. Он перевел взгляд на Древесную Ящерицу и пару секунд решал - то ли он сошел с ума, то ли все же у старика крыша протекла. Где-то в хижинах негромко заплакал ребенок. Лес и деревня жили своей ночной жизнью, первобытной, немного примитивной, но оттого более настоящей. И на фоне этой мирской обыденности слова о войне богов выглядели сейчас донельзя нелепыми. Вспоминая злобную радость и восторг Зверя внутри себя, то, как он наслаждался видом и вкусом крови мрази, его неодолимое желание рвать и резать, Шеридан содрогнулся. Тьма, что еще недавно безраздельно владела его душой, пока притихла или ушла совсем, и Шон не хотел, чтобы зло снова возвращалось. -Мне суждено воевать на стороне тьмы? – в любой другой ситуации эта фраза выглядела бы совсем по-киношному. -Прямо как в «Звездных войнах», - промелькнула неуместная мысль. - Переходи на темную сторону, Люк! -Дай их сюда. – вместо ответа индеец требовательно протянул руку к Шеридану, не сомневаясь, что он понял о чем идет речь. Шеридан сел, скрестив ноги. Вынув из кучи своих вещей подсумок, он вытащил завернутые в тряпку Сумеречники. Медленно развернув тряпье, Шон взглянул на мистическое оружие в своих руках - сталь клинков сейчас казалась тусклой и почти черной, крошечные рубины в глазах змей на гарде были мутными. В неровном свете пламени ему показалось, что на лезвиях обоих ножей, на рукоятках запекшаяся до черноты кровь. Его и Ивана. Перед внутренним взором снова возникла картинка…бледное лицо напарника, лужа крови, в которой они лежали рядом…издевательский смех Зиверса где-то рядом, лязг его подкованных берцев и позвякивание шпор… - Прах к праху, грязь к грязи! Отдай сумеречное оружие! – вспомнились слова Зиверса, с которыми он выбивал из него дух и упрямую решимость идти до конца. Шеридан помотал головой, избавляясь от воспоминаний и снова возвращаясь сознанием к костру. Это всего лишь воспоминания. Зиверсу не добраться до него сейчас. Секунду помедлив, он протянул клинки индейцу. Где-то в глубине души незаметно разрастался внутренний протест, и тут Шеридан понял, что не может этого сделать. Не может просто так взять и отдать кому-то часть себя, свою плоть и душу. С возрастающим недоумением он прислушивался к тому, что просыпалось внутри. Словно огромное, мощное и величественное существо проснулось, расправляя тугие кольца силы и энергии. Глядя на сморщенную старческую ладонь, требовательно протянутую к сумеречникам, наемник покачал головой. - Не могу. – сказал он честно, до боли в пальцах сжимая рукояти обоих клинков. – Не могу отдать. - Что, не получается? – Древесная Ящерица улыбнулся и опустил руку. – Я же сказал тебе, Лапа Ягуара, что ты не в силах избавиться от того, что внутри тебя. Это не зло, но и не добро, в том понятии, какое вы – белые - привыкли давать вещам и событиям. Это сила и для нее нет понятия добро и зло. - Но Иш-Таб сказала, что дух оружия более не властен надо мной, как и я не властен над ним. – Шеридан испытующе смотрел на старого шамана. Он сжимал рукояти обоих сумеречников, ощущая как они нагреваются…или лучше сказать насыщаются теплом его тела. Волна дрожи прошла по мышцам, разлилась за грудиной и мягкой лапой сжала сердце предвкушением чего-то неизбежного и притягательного. - Ты владел лишь одним клинком, лишь одной стороной силы. – ответил шаман пристально глядя в глаза Шеридана. – Потому твой дух был истерзан твоей злобой и неуверенностью. Когда ты пришел сюда две луны назад, ты больше походил на злобного духа сельвы. Вместо слов ты рычал как зверь, в твоих глазах горел огонь ярости. Ты был в крови – своей и чужой, и твое сердце не билось. Шон молчал. Он слушал слова старика с горьким осознанием, что это вполне могло быть правдой. То, что он творил в последние два месяца перед последним заданием в Карелии, выходило за границы разумного. Синагога, где он ублажал прихоти внутреннего Зверя и поил его кровью, моссадовцы в заснеженном лесу…Это все было правдой. - Потому ты отнес меня в Золотой город. – сказал наемник. - Твоя душа уже ушла в сумерки, и если бы не Иш-Таб, ты бы не вернулся в мир живых. - Зачем тебе это? Зачем вы вернули меня? Не проще ли было позволить мне подохнуть? - Не я решаю, когда тебе уйти, и не Иш-Таб. Я просто знаю, что ты еще не исполнил то, для чего родился. – Древесная Ящерица поднялся, чтобы подбросить в костер дров. Он бросил в огонь пару деревяшек, потом порывшись в кожаной сумке на поясе, вынул пригоршню порошка и держа руку над огнем струйкой высыпал его в костер. Огонь полыхнул до небес, сноп искр с треском взметнулся вверх. - С чего ты взял, что я чего-то не исполнил в своей жизни? – Шон зачаровано смотрел на Сумеречные клинки, наблюдая как сталь светлеет, насыщается ярким отблеском огня и как в ее глубине зарождается сияние. В крови сейчас вовсю бушевала неведомая энергия, по иному Шон не мог назвать то, что будоражило сердце и разум. Дозы наркоты в паре листьев коки едва бы хватило, чтобы притупить боль и уж точно от этого не вставило. - Если бы ты был рожден для чего то иного, дух твоего оружия покинул бы тебя еще там, где ты умер. – резонно заметил Древесная Ящерица. – Вместо этого, он не только держал твое тело, но и усилился вдвое, забрав силу у второго хранителя. Баланс силы восстановился. Потому Иш-Таб была права. Дух темной половины более не властен надо тобой, теперь ты сам определяешь свою силу. -Значит, Иван мертв. – печаль снова кольнула душу. За эти несколько месяцев он обрел друга и брата, которому мог доверять как себе самому. Одной цепью связаны, одной кровью помазаны. Трагическая гибель оборвала эти кровавые узы. - Я не знаю этого. – пожал плечами шаман. – Может быть да, может быть нет. Они замолчали, глядя в огонь. - Я должен сражаться на твоей стороне в этой войне..., - Шеридан на мгновение запнулся, - войне богов? Уж слишком нелепо и нереально звучало все это, даже на фоне истории с собственной смертью, сумеречным оружием и той силой, что пробудилась в нем. - Я не участвую в ней. – шаман небрежно махнул рукой куда-то в сторону. Он начал распутывать множество браслетов на своем тощем предплечье, потом видимо обнаружив нечто достойное, вынул из кожаных ножен свой нож, и срезал несколько ремешков. – Мне все равно, это не моя ипостась. Я лишь стою на границе между мирами. Ты сам поймешь, куда тебе идти. Шеридан больше не стал ничего спрашивать. Ему дали понять, что время откровений закончено, и все, что бы он не попытался узнать еще – уже не для него. Есть знания, которые для нас не предназначены. И вовсе не потому, что чем-то опасны или запретны. Есть то, чего людям просто не дано знать, как ни старайся объяснять. Поджав колени и совершенно по-старчески сутулясь Древесная Ящерица сидел у костра. Пальцы старика быстро и сноровисто сплетали ремешок, его губы шевелились, беззвучно вплетая слова в петли и узелки нового амулета. -Дай мне руку.- сказал шаман, толкая Шона в бок. Шеридан проснулся. Он сел и поежился, расстегнул на груди совершенно мокрую от пота рубаху. Он сам не заметил, как уснул под мерное и тихое бормотание индейца, и теперь сонно зевал и тер слезящиеся от дыма глаза. Скоро начнется рассвет. Небо посветлело, в сельве проснулись птицы и обезьяны. Наемник протянул старику руку, уже зная, что будет дальше. Сморщенная стариковская рука цепко ухватила за запястье, в его руке был черный обсидиановый нож, которым Древесная Ящерица нанес несколько порезов на внутренней стороне предплечья. Вулканическое стекло рассекло поверхность кожи. Порезы не толще чем волос начали кровоточить , а шаман бросил на кожу шепотку пепла и размазал выступившую кровь что-то пришептывая при этом. Закончив какой-то обряд, шаман обмазал остатки крови на сплетенный ночь браслет и завязал его на запястье Шона. - Вот так начинается новая жизнь. Прими ее легко и без сомнений. Лапа Ягуара теперь может ходить тропой любого зверя. – он специально снова назвал Шона его индейским именем. – Но твоему тотемному тезке - ягуару в сельве не нужны чужие тропы. Он ходит по своей.
На рассвете Шеридан покинул деревню Древесной Ящерицы. Оба Сумеречных клинка он нес собой, теперь в полной мере ощущая дремавшую доселе энергию оружия. Торсионные поля древнего оружия пришли в резонанс с его биополем, соединились в единое целое. Отойдя от деревни на приличное расстояние, Шон остановился. Закрыв глаза, он через некоторое время нащупал эмоциональную волну дремавшего где-то ягуара. Аккуратно и осторожно он «подцепил» его ауру, внушая эмоции покоя и умиротворения, потом отдал ментальный приказ. Неслышной поступью крупная самка ягуара появилась за его спиной, кратким тихим «мырфф» приветствуя его как своего. Без всякой доли страха Шеридан положил руку ей на покатый мощный лоб и почесал между ушей. Довольная улыбка помимо воли растягивала его губы сейчас. Что-то изменилось в нем с тех пор, как он умер и вновь подобно фениксу возродился, эти изменения нравились ему. Право и лево, добро и зло, свет и тьма – всего было поровну сейчас в нем.
Это лишь в голливудских фильмах главный герой без гроша в кармане внезапно из ниоткуда вытаскивает кошелек, без лишних сценарных заморочек приобретает билет на самолет не имея при этом даже паспорта и улетает на Бали в компании пары смазливых сучек. В жизни все гораздо сложнее. Я вышел из сельвы через пять дней пути на окраине знакомого мне городка Санта-Роза де ла Доминго. В этой части сельвы я неплохо ориентировался, потому без особых блужданий одолел приличное расстояние от деревни Древесной Ящерицы до границы городка. Здесь я бывал не раз, и не два. В небольшом городишке на границе Колумбии и Венесуэллы, почти забытом цивилизацией главной достопримечательностью был древний кастел, шикарная гасиенда здешнего мэра и аэродром. Именно аэродром интересовал меня сейчас больше всего. Когда-то давно я водил дружбу с единственным здешним пилотом - ушлым и лихим парнем по имени Ортис. Фамилии его никто не помнил, наверное даже он сам. Именно об Ортисе я рассказывал когда-то Ивану, упоминая, что тот таскался с «Маузером» времен англо-бурской войны и виртуозно летал на жуткой рухляди, которую лишь наличие крыльев и топливного бака приравнивало к самолетам. Не для кого не было секретом в этом городишке, что Ортис помимо легальных полетов раз в неделю занимался контрабандой наркоты. Главой здешнего накрокартеля являлся упомянутый мною мэр, уважаемый человек, глава попечительского совета города, прилежный прихожанин и примерный семьянин – сеньор Торрес ди Сильва. Таким образом, весь город формально принадлежал ему, а глава местной полиции был женат на его старшей дочери – толстушке Розалинде. Об этом знал весь город и принимал как должное. А что еще оставалось им? -Не думаю, что здесь все радикально поменялось. – думал я, устало переставляя ноги.- В таких местах годами ничего не происходит. И даже где-то случится ядерная война, здесь на этих пыльных улочках и в двухэтажных домиках ничего не поменяется. Было около десяти утра, когда я очутился на окраине. Несмотря на раннее утро солнце нещадно палило. Стадо тощих коров, щиплющих травку на пыльной обочине не удостоило меня взглядом. В маленьких городках и поселках где каждый знает каждого, пытаться скрыться или пройти незамеченным – вещь практически нереальная. И уж тем более мне. Сейчас я был живописным бродягой и оборванцем, заросший бородой, с патлатой нестриженой шевелюрой, да еще и без вещей. Растоптанные грязные берцы, рваные штаны некогда зимнего камуфляжа, почерневшая от пота и грязи футболка – были единственным моим имуществом сейчас. Сумеречники я завернул в тряпку и прикопал в палой листве в корнях каучукового дерева в паре километров отсюда. Найти их снова в сельве можно только чудом, но я знал, что ко мне они вернутся сами, когда мне это понадобится. Отряхнувшись и оправившись насколько это было возможно, я выбрался из придорожных зарослей и направился в самый центр городка. Ортис был замечательным парнем, и он знал, что я всегда плачу по счетам честно. Хотелось бы верить, что и сейчас он не откажет мне в кредите доверия и переправит поближе к цивилизации. Людей на улицах было мало, лишь пара машин обогнала меня. Вроде бы никто не обращал на меня внимания, но я то знал, что это не так. Чужак всегда бросается в глаза. И уж тем более тут, где бояться лишь федеральных агентов и правительственных войск, вяло борющихся с наркотраффиком. Я прошел весь город за полчаса и добрался до аэродрома на другом краю. Диспетчерская башня аэродрома была наверное вторым по высоте сооружением, после шпилей кастела, и сейчас хорошо была видна мне. Патрульная машина догнала меня, когда я обходил топливный ангар и направлялся к самолету, стоящему на взлетной полосе. -Что-то долго они. – промелькнула мысль, пока я летел мордой в капот. Удар резиновой дубинкой по спине как-то сразу отбивал не только почки, но и желание драться с ними. Сейчас я был образцом послушания и миролюбия. Вторым ударом под колено меня свалили на землю, заломили руки за спину. Стальные браслеты немилосердно сдавили запястья. Да уж…здешние полицейские не морочились всякой киношной фигней про мои права, адвокатов и идеи гуманного отношения к арестованным. Для особого устрашения мне добавили ногой по ребрам и уже после приступили к расспросам. -Ты кто такой, чушок подшконский? Откуда тут взялся? – один из полицейских наклонился и ухватив на волосы задрал мне голову. – Пиздец от тебя воняет! Я разумно промолчал, отметив про себя, что покороче постричься не мешает, дабы такие высерки больше не имели возможности хватать меня за патлы. - Я шел к старому другу Ортису, выпить пару пинт мескаля и потрепаться о бабах. – ответил я копу. Молчать в данной ситуации тоже было глупым героизмом и здоровья моим почкам не добавляло. - Ха! Ортис. Нашел кого вспоминать. Твой Ортис кормит червей. – встрял второй коп. - И что это за акцент у тебя? Ты америкос? Или федерал? Хосе! Да это ж как пить дать федерал гребаный. - Что случилось с Ортисом? – рискнул спросить я, не особо надеясь на ответ. Но видимо, наличие благодарного слушателя в лице меня развязало копу язык. Колумбицы вообще весьма болтливый и эмоциональный народ. - Ортис разбился. Сделал себе колумбийский галстук и выбросился из самолета. – хохотнул тот, кого назвали Хосе. То, с какой легкостью два местных представителя закона описали мне казнь пилота, свидетельствовало о том, что они тут никого не бояться и ощущают себя хозяевами положения. И даже если бы я на самом деле был каким-то там федералом, их это не пугало. -Жаль. – я изобразил равнодушие в голосе. –Значит, не выпить мне сегодня мескаля. Ортиса мне было жаль, он на самом деле был хороший мужик. Но приходилось играть роль до конца. -Эй, Хосе, не хочется мне грузить этого вонючку в машину. Потом еще отмывать там все. Давай грохнем его прямо тут? Может, он и в правду федерал, который заблудился в сельве? - Не умничай, Фабио. – с недовольством в голосе произнес Хосе. – Давай сперва его ди Сильве покажем. А уж он скажет, что делать дальше.
Дело принимало совсем нехороший оборот. Не хватало мне еще с наркокартелем играть в прятки. У меня бы достало сил и умения потягаться с этими двумя в рукопашной схватке, но потом что? Уходить через границу в Венесуэлу и еще 5-6 дней идти через сельву? А дальше? И на той стороне границы меня ждало почти тоже самое - ни документов, ни денег, ни чего. В таких диких местах людей убивали просто так. Контрабандисты, пограничники, бойцы наркокартелей, солдаты федеральных войск, даже местные… Каждый раз уходя в сердце сельвы я знаю, что рискую не вернуться. Анаконды, ягуары, изумрудные лягушки, муравьи, ядовитая пыльца, способная ослепить, миллиарды паразитов, так и норовящие залезть в твою плоть и кровь своими жвальцам. Даже воду и то просто так не будешь пить с реки или лужи. Вот такой он закон джунглей в действии. Это вам не кино о супергероях, у которых даже синяки не появляются, когда их ногой бьют по роже, а у баб макияж не размазывается даже в финальных сценах Апокалипсиса. В жизни все иначе.
На гасиенде Торреса ди Сильва я был однажды, вполне возможно он помнил если не меня, то хотя бы Виктора Донована. Оставалось козырнуть этим именем. Ох, как не хотел я связываться с этим скользким типом. Но было в Доноване что-то, что я бы назвал своеобразной честью и порядочностью. Я работал на Донована много раз и не всегда добровольно. Но не смотря ни на что, Виктор всегда давал мне полную и достоверную информацию по искомому артефакту, и всегда платил мне за выполненную работу. Даже когда я вопреки своему желанию в первый раз пошел в Золотой город и принес ему тот череп, он перевел на мои счета 150 тысяч долларов.
По большому счету, жизнь такого наемника как я ничего не стоила для такого как Виктор Донован. Я был полезен Доновану своими знаниями и навыками, но судя по всему кроме больших денег за спиной одержимого коллекционера и историка было нечто иное, а что конкретно - я никогда не выяснял. Меньше знаешь – дольше живешь. По началу, при первом знакомстве Донован производил впечатление опытного секретаря или личного помощника какого-нибудь богатого анонимного коллекционера. Умный, собранный, подготовленный и эрудированный во многих вопросах он никогда не акцентировал внимание на своей личности, от чего я полагал, что все заказы выполняются для другого человека. Лишь позднее, года через полтора-два, когда роль посредника и заказчика уже выполнял Вальтер, я узнал, с кем имею дело. У него было и второе, вполне легальное имя – Виктор Войцехович. В определенных кругах он был известен как одержимый коллекционер оккультных предметов доколумбовой эпохи, двинутый исследователь истории Третьего рейха, страстный охотник за утерянной знаменитой Янтарной комнатой, владелец частной коллекции и богатый антиквар, автор двух каких-то книг по истории Второй мировой войны, организатор пары полулегальных раскопок. Зачем Доновану нужно было еще одно имя, и что связывало антиквара и историка с наркобароном я не мог представить. Меня всегда удивляла полувоенная дисциплина и выучка почти всех людей Виктора. Не смотря на совершенно очевидное богатство, Донован никогда не выставлял напоказ свои деньги, но повсюду, где мне довелось работать для него и на него чувствовалась эта невидимая власть, которой обладают звонкие монеты. Разумеется Торрес ди Сильва не помнил меня, но стоило мне упомянуть, что я работаю на Донована, как он тут же сменился в лице. Небрежным жестом он отослал прочь чрезмерно исполнительных Хосе и Фабио, а меня зачем-то заперли в подвал. Сутки я стойко терпел неволю, мое положение облегчало лишь то, что я вымылся, побрился и сменил шмот. Так что к приезду Донована я уже больше напоминал самого себя прежнего.
Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что этого одержимого антиквара не надо было упрашивать или умолять, он воспринял как должное, что я соглашаюсь работать на него. В любом случае, я понимал, что так быстрее смогу выяснить все непонятки с моими Сумеречниками, пергамской плитой, копьем Зиверса, черепами и прочими артефактами. Мне казалось, что такой как Виктор должен быть в теме, ибо если не он, то кто еще смог бы дать мне достоверную информацию? Оставался один вопрос – а захочет ли он посвящать меня в тонкости происходящего? Похоже было, что мы с Иваном лишь прикоснулись к какой-то тайне, но какой? Как были взаимосвязаны наши клинки, Пергамская плита одержимого Дитриха, нечеловеческая мощь самого Зиверса, когти Шамхана? А кибер животные и звери мутанты типа снорков? А летающая тарелка, а уберы? Боевой медведь, Сява, мой Монстр? Кто были эти орнасы - сэр Винсент и сэр Лэнгдон, чьи имена я слышал на базе Скади ? Мое восприятие давно перешло на другой уровень и теперь это ничуть не пугало. Я мог разговаривать с Иваном телепатически, могу подчинять себе разум животных. В моей крови неизвестная вакцина, защищающая неизвестно от какой заразы. В конце концов кто объяснит мне, как я попал из Карелии в Южную Америку и где вообще находился долгих четыре месяца? Наука и мистика в тесном содружестве вывела мир на новые грани реальности, и мы с Иваном были первые, кто столкнулись с этим. Теперь я остался один и мне нужна была хоть какая-то точка отсчета в поисках правды.
